Не будет ничего.

Не будет Никиты.

И прорвало плотину. Слезы хлынули, а из горла вырвался громкий, протестующий стон. И я ревела навзрыд, прижимая ладони к вопящему от боли и страха сердцу, умоляла его успокоиться, увещевала и обещала, что все наладится.

Да только сердце не слушало меня.

Оно знало, что я нагло вру!

- Алёнка, – услышала обеспокоенный голос Лидки, что только что зашла в комнату и сразу же бросилась ко мне, – ну ты чего? Алёнка!

А меня только еще пуще прежнего развезло. Истерика от осознания неприглядной правды прибила меня слишком яростно и слишком оглушительно, почти убивая наповал. Раз – и нет больше прежней девочки Алёны, у которой в жизни все было просто и понятно. И за утешительным бормотанием Нечаевой почему-то вспомнились ее недавние слова:

- А я без него не могу, Алёнка! У меня вот тут все крутит, как только представлю, что я своего Кира целую неделю не увижу! Хоть ложись и помирай, честное слово.

Неделю! А меня ждет вся жизнь!!!

О, Боже! Но ведь теперь таковы были мои реалии – я более не хотела, чтобы все между нами осталось в прошлом. И да, черт возьми, мне было невыносимо осознавать, что я сама, своими собственными словами и поступками заставила Никиту вычеркнуть себя из его сердца, мыслей и души.

Теперь там другие девушки. Те самые, с которыми он предпочитает проводить выходные. И переводится он лишь потому, что не желает более ежедневно любоваться на мою, недовольную всем и вся, физиономию.

Ведь не просто же так говорят, что от любви до ненависти всего один шаг.

А я толкнула его в спину, чтобы он этот шаг все-таки сделал!

И мне невыносима мысль, что он больше не хочет меня в своей жизни, потому что я…

Я в него…

Ох…

Затихла. Замерла в руках Лидки и ошалело уставилась на нее во все глаза.

- Княжина, немедленно скажи мне, что происходит!

- Я дура, – выдохнула я и снова скуксилась, вспоминая, как однажды выкрикивала Никите уверенно и четко, что никогда не смогу повестись на него. И ведь я действительно тогда верила, что это в принципе невозможно.

А теперь поглядите на меня. Поглядите!

- А-а, так вот оно что! А я уж было подумала, что случилась какая-то трагедия, – криво пыталась юморить подруга.

Вот только мне было не до шуток. Но и признаваться Нечаевой в своих бедах я не собиралась. Потому что она могла рассказать о них Решетову, а тот бы обязательно слил все Соболевскому. И тогда…

Да ничего тогда! Он уже все решил! Он уходит, переводится в другой ВУЗ, уже встречается с другими девушками, живет своей жизнью, где мне больше нет места.

Или есть?

И от этой сладкой мысли внутри меня вспыхнуло пламя, но тут же затухло. Если я сейчас позволю себе поверить в то, чего и в помине не осталось, то мне крышка. От меня просто ничего не останется.

Это будет конец.

Если бы только знать наверняка, зацепиться хоть за что-то, то возможно тогда…

И во вторник утром я собиралась на зачет с особой тщательностью. Аккуратно разглаживала темно-синюю юбку и белую блузку, вязала на шее бант и заплетала свои длинные волосы в замысловатую косу. Не удержалась и все-таки мазанула по губам морковным блеском. Глянула на себя в зеркало на немного покосившейся дверки от шифоньера и нерешительно себе улыбнулась, хотя по-прежнему на душе отчаянно скреблись кошки.

И вот уже все стоят у двери в аудиторию, ожидая, когда же уже нас впустят внутрь, чтобы поставить в зачетку очередную галочку. Все, но только не я. Потому что единственное, что я жду, так это появление Соболевского. Глаза суматошно шарят по толпе студентов, сканируют лестничные марши, длинный переход между корпусами в конце холла. Но его все нет и нет.

И внутри меня начинает разрастаться атомный гриб из противоречий, страха и неуверенности. А что, если он не придет вовсе? Что тогда?

- Алёнка, ну ты чего такая хмурая опять? Из-за Харитонова переживаешь? Да он тебе зачет автоматом сейчас поставит, вот увидишь!

- Думаешь? – спрашиваю я, состряпав вид, что дело и в правду в грозном преподавателе.

- Ты ж у нас в группе самая сообразительная, – пожимает плечами Нечаева, и я заставляю себя вымучить для нее благодарную улыбку.

И именно в этот момент дверь в аудиторию, где должен проходить наш зачет открывается изнутри, а потом из него выходит Соболевский, пожимая руку тому, о котором мы только что говорили.

- Спасибо, Глеб Давидович, что согласились принять меня пораньше.

- Не за что, Никита. И удачи тебе в МГУ.

- Спасибо и всего доброго, – отвечает парень, а затем разворачивается к нам.

И мое сердце дает трещину. В агонии и со всей силы яростно бьется, врезается в ребра, калечится, но не утихает. Ему тесно в грудной клетке. Оно перепугано почти до смерти, что его могут отвергнуть.

А разве это уже не свершившийся факт?

Потому что Соболевский не смотрит на меня. Только кивает Лидке и сухо докладывает кому-то из ребят о том, что преподаватель сегодня в хорошем настроении и «валить» никого не собирается.

А я все жду, что он заметит меня, чтобы хотя бы сказать ему «привет». И выбить у судьбы хоть какой-то знак. Крошечный. Малюсенький. Пусть бы и ничтожный.

Пожалуйста!

Да только Никита не собирается облегчать мне жизнь. Когда я этого уже не жду, всего лишь окидывает меня совершенно равнодушным взглядом и уходит.

Просто уходит и все!

Будто бы не было между нами пышных букетов с гортензиями и его слов о любви. Будто бы никогда и ничего не было. Понимаете теперь, как все запущено?

46.2

POV Алёна

Именно поэтому я чуть не завалила зачет. Шагнула к столу преподавателя самой последней, потому что на пределе своих возможностей сдерживала слезы обиды и разочарования. Да только все равно видела, как куцые строчки на листе бумаги расплываются от соленой влаги.

Кап-кап-кап…

- Плохой день, Княжина? – интересуется Харитонов, очевидно видя мои красные и опухшие глаза.

- Не сдала? – спрашиваю, нервно стискиваю пальцы и изо всех сил прикусываю щеку изнутри.

Но преподаватель только криво улыбается и ставит в зачетку заветную надпись. Вот только какой от этого толк, если я даже порадоваться этому не могу? Мне от всего происходящего вокруг меня только визжать хочется и может еще разодрать голыми руками грудь, чтобы вытащить уже эту искалеченную, больную и неподдающуюся лечению мышцу. А потом выбросить ее, к чертовой матери, за ненадобностью.

Выдыхаю судорожно, но легче не становится. Это агония нон-стоп, двадцать четыре на семь, и я не знаю где и как от нее укрыться.

И слезы становятся слишком привычным делом, потому что Никита уже второй день не появлялся на зачетах. Но окончательно меня добила новость от старосты Веры, которую я нечаянно услышала, проходя мимо галдящей толпы одногруппников.

- Соболь – мегамозг. В деканате договорился и теперь сессию и зачеты параллельно закрывает, чтобы после нового года уже сюда не бегать. Но, может, завтра появится. Миколишиной он еще зачет должен.

Именно от этих слов я и впала в стопроцентный транс. И видимо потому согласно кивнула одногруппнице Кате, что в это самое время задала мне вопрос:

- Слушай, Алёнка, а ты не хочешь отдать свои новогодние смены в закусочной, а? У меня маму на работе сократили, деньги нужны срочно, вот прямо позарез. Пожалуйста, мне очень надо!

И я, идиотка махровая, сказала ей своё «да», даже не понимая, на что подписалась.

В Новый год. Одна. Без надежды на чудо. Господи, до чего я докатилась?

Еще и Лидка лила концентрированную кислоту на мои душевные раны. Нет, не специально и я ее ни в чем не винила, но от того мне было не легче. Потому что она почти круглосуточно щебетала и летала на крыльях разделенной любви, тогда как я горела в персональном аду.

- Кир со мной едет в Минводы, представляешь? И мои родители не против! О-о, Лёлька, я так счастлива! Даже слов подобрать не могу. Он и я, и все серьезно! Как я и мечтала. По-взрослому. По-настоящему, ты понимаешь?