- Сам ты многочлен, – огрызался Карташов и весь класс, вместе с учителем, давился смехом.
- Наверное, Антон, – пыталась успокоить галдящих учеников учительница, – Никита пытается тебе подсказать, что тут необходимо использовать разложение многочлена на множители.
- Господи, – орал Соболевский, – да какое ему разложение? У него мозг еще в прошлом веке разложился.
И класс снова заходился в приступе дикого веселья.
Зато отыгрывался мой друг на уроках русского и литературы, высмеивая кривой и неказистый почерк Соболевского и его провальные попытки пересказать «Смерть Ермака», а также пояснить связь литературы с историей, взаимовлияние этих гуманитарных наук, их сходство и отличие.
- Ну, это дума, – со скрипом выдавливал из себя ненавистный одноклассник.
- Елена Петровна, не пытайте Никитку, – выкрикивал со своего места Антон, – он у нас больше трех слов за раз сложить не способен.
И это было началом конца.
До Новогоднего бала мальчишки дрались семнадцать раз. Семнадцать! Ко всему прочему, была и порча имущества. Карташову топили портфель, воровали с концами сменку, приклеивали на суперклей туфли к полу, и прочее, и прочее.
И конечно, это закончилось тем, что в школу снова и снова начали вызывать родителей враждующих кланов. Прямо Монтекки и Капулетти, черт их раздери. Но, как это не парадоксально, виноват всегда оставался Карташов.
Почему?
Как оказалось, отец Соболевского был активным спонсором нашей школы. Он обновил компьютерный класс, закупил интерактивные доски, новые баскетбольные мячи, лыжи и даже сделал капитальный ремонт в актовом зале. Короче, святой!
И конечно, на этом фоне истерящая мать Карташова выглядела не здорово, если не сказать больше. И в один не прекрасный день её терпение закончилось.
И то был для меня апокалипсис.
- Как…как переводишься в другую школу? – сморгнула я слезы паники и недоумения.
- Так, Алёнка, – зло ударил Антон кулаком по ни в чем неповинной стене, – мать уже все решила, типа это не наша война и все такое.
- А я тебе говорила! – вдруг взвилась я, – Говорила, не провоцируй его! А ты чего? Мне нравится его бесить…Добесился? Теперь ты доволен?
- Алёнка, – попытался успокоить меня парень, но куда там.
- Ты обещал, что не бросишь меня! Обещал! – и подбородок отчаянно задрожал.
- Я думал, что защищаю тебя. От него! – досадно поморщился Карташов.
- А надо было защищать нас! Ясно тебе?
И звенящая тишина воцарилась, между нами. Глаза в глаза, и я не представляю, как буду учиться без него дальше. Это какой-то сюр. Страшный кошмар. Разбудите меня, пожалуйста!
- Чё, посремся на прощание, Аленка? – в сердцах пинает он лавку, с которой я только что подскочила.
- Я этого не хочу, – надула я губы и покачала головой, совсем как обиженный ребенок.
- Ну так и я тоже. Иди сюда, – и Антон раскрыл свои объятия.
И я тут же в них утонула.
- Я же не в другой город уезжаю, Алёнка, – шептал мне Антон, пока гладил меня по голове.
- На другой конец города, а это все равно, что на Луну, – причитала я.
- Да, ладно, будем встречаться на выходных. И вообще, мы всех победим. Да?
- Да, – отвечала я ему, хотя уверенности в своих словах не чувствовала от слова «совсем».
И правильно делала.
Почти сразу после Нового года, в начале февраля я узнала, что отца Антона снова переводят. На этот раз из нашего города на Неве в далекий Симферополь. Я плакала почти навзрыд, когда провожала своего друга так далеко и не знала, смогу ли увидеть его вновь.
Обещания писать и звонить повисли, между нами, а последние слова друга навсегда отпечатались на подкорке.
- Мне так жаль, что ты уезжаешь, – без конца шептала я ему одно, да потому.
- А мне жаль, что я так и не решился тебя поцеловать, Алёнка, – смотря мне прямо в глаза, грустно и хрипло выдавил из себя Антон.
- П…поцеловать? – ошалело округлила я глаза.
- Поцеловать.
- А зачем? – недоуменно выпучила я на него глаза.
- Ну, – кивнул парень, – чтобы ты меня навсегда запомнила.
Я же только отстранилась и с подозрением на него посмотрела, а потом и выдала.
- Я и так на память не жалуюсь. И мы друзья, вообще-то. Какие еще такие поцелуи? – почти шепотом докончила я свою речь.
- Забудь, – отмахнулся Антон спустя секунду замешательства, – я просто пошутил.
- Да? Оно и слава Богу, – улыбнулась я и снова прижалась к почти родному человеку.
А потом он уехал. А я осталась совсем одна.
И в первый же день своего одиночества мне, на больную мозоль надавил мой самый страшный кошмар.
Соболевский.
- Ну я же обещал, что это все будет ненадолго. А обещания нужно выполнять, Княжина, – наклонился он надо мной, пока я понуро полировала парту невидящим взглядом.
- Изыди, – зло вытерла я слезы и буквально прорычала ему свое требование.
- Мечтай, – усмехнулся мой заклятый враг и, насвистывая, удалился.
Ненавижу!!!
Глава 12 – Под раздачей
POV Алёна
Остаток восьмого класса было относительно тихо. Нет, меня, конечно, шпыняли девчонки, высмеивали дешевую обувь, старенький, побитый жизнью телефон и убогую куртку, что маме отдала в дар какая-то коллега по работе. Но я держалась. На голом энтузиазме, конечно, а еще благодаря переписке с Антоном, что бесконечно слал мне фотографии Крыма, рассказывал о новой школе и о том, что там у него почти сразу завелась толпа друзей.
И я понимала, что наше общение совсем скоро сойдет на нет. Так и случилось.
Новые интересные товарищи, учеба, тренировки. А в конце учебного года у Антона появилась девушка, которая совсем не желала понимать нашу дружбу.
Так, в один дождливый день мая, мне на телефон пришло сообщение от незнакомого абонента со следующим содержанием.
«Перестань писать Антону. Он общается с тобой из жалости. Ты знала? Он мне рассказал, что ты аут в своей школе. Но хватит уже быть пиявкой. У него другая жизнь, тебе больше нет в ней места».
Я тогда проплакала целый день, даже в школу не пошла, сославшись матери на плохое самочувствие. И она, в кои-то веки, пошла у меня на поводу. Но мне реально еще никогда не было так больно. Ведь это было самым настоящим предательством!
Я же думала, что мы настоящие друзья, я и Антон. Вместе против целого мира. А теперь меня просто пнули под зад, как безродную псину. Что ж, пришлось усвоить и этот жизненный урок. Ведь больше мне Антон так никогда не позвонил и не написал. Просто исчез, как будто его никогда и не было.
Вот так, точку в нашей дружбе поставил какой-то незнакомый человек, а не парень, которого я считала лучшим другом.
В остальном же полгода обучения прошли сравнительно ровно. Презрительные взгляды Соболевского я в расчёт не беру. У него вечно физиономия была такая, будто бы у него живот скрутило. Ну хоть драки в школе закончились и то хлеб.
Но вот девятый класс…
Короче, за минувший год мои девичьи прелести претерпели еще большие трансформации, теперь тугие топы меня не спасали. Да! А мама моя уж больно была недовольна тем, что я вечно натягиваю на себя балахоны, безразмерные кофты и юбки ниже колена, что я все же вынудила ее купить мне. И вот, перед первым сентябрем, родительница моя решила снова, как и в прошлом году, сказать свое «фи». И ей было плевать, что я думаю по этому поводу. А потому, на парадную линейку я пришла, демонстрируя то, что раньше тщательно скрывала. Год назад это можно было пережить, а теперь…то была целая катастрофа!
Юбка чуть выше колена, блузка по фигуре и такой же кардиган и вот уже парни смотрят на меня слишком пристально, а кто-то даже свистит в след и орет:
- Нифасе! Зачетные буфера!
Или еще вот:
- Оу, Княжина, обалденные ножки! Может сгоняем на свидание, а потом я устроюсь между ними?
Вот только восторженные вопли однокашников продлились недолго.
Началось все достаточно безобидно. Меня толкнули в холле, и я выронила сумку, из которой на пол и, под удивленные взгляды многочисленных учащихся, выпала брошюра с провокационным названием: